Легкий шорох заставил меня обернуться.
Олежка склонялся на Андреем.
– Надо бы его поднять. И до дома довести. Поможешь? А то вдруг эти, – малыш мотнул головой в сторону живописно разбросанных тел, – вдруг они сейчас очнутся?
Предложение мальца показалось мне дельным. Ждать, когда бандюки придут в себя, вовсе не хотелось.
Но кто же нас все-таки выручил?…
– Ты не заметил, куда они делись?
– Кто?
– Те ребята, которые вырубили бандитов? По-моему, они тоже были из ваших, из толкиенистов.
– Не было ребят.
– Но кто-то же нам помог?!
– Я.
– Ты? – насмешливо спросила я. – Это когда? Когда за мою спину прятался?
– Да, – подтвердил Олег.
В темноте его лица было не разглядеть. Я видела только бледный овал пацанячьего личика, выжидательно поднятый ко мне. Хотела еще съехидничать, проехаться по поводу его безудержной храбрости, но воздержалась. Кажется, у мальца совсем крыша поехала. От стресса, наверно. Не стоит усугублять.
– Ладно, потом разберемся, – философски вздохнула я. – Давай нашего Кромсайта поднимать.
И мы взялись за Андрея. За его безвольно висящие, как плети, руки. За безвременно поверженное тело.
Но тело не поддалось нашим усилиям. Оно оказалось на редкость тяжелым и даже не подумало сдвигаться с уютно належенного места. Впрочем, оно совсем ни о чем не подумало.
– Андрюша… – в отчаянии позвала я и потрогала его высокий сократовский лоб. – Андрюшенька… Ну приди же в себя…
В ответ наш герой простонал что-то нечленораздельное. Чем очень порадовал.
– Андрюшенька… – затормошила я его с удвоенной силой. – Открой глаза! Надо идти! Нельзя здесь лежать.
– Куда?… Что?… – равнодушно промямлил тот, все же делая попытку сесть.
Мы с Олежкой энергично способствовали тому, чтобы эта попытка увенчалась успехом.
– Мы где?… – пробормотал Андрей, усевшись. – Ой, голова как болит… И губа… Я, что, выпил лишнего?…
– Мы возвращаемся с вашей клубной тренировки, – поторопилась объяснить я. – На нас напали бандиты. Трое. Вот. Теперь пора идти домой.
– А бандиты? – недоуменно спросил Андрей. – Они уже ушли?
– В том-то и дело, что не ушли! Вот они лежат. Видишь? Один, второй, третий. Все тут. Все на месте, никто никуда не делся. Так что за них ты можешь быть совершенно спокоен. А вот нам надо идти!
– А почему они лежат? – не унимался Андрей, недоуменно таращась в темноту.
– Ты их побил, – вдруг подал голос Олежка.
– Я? – удивился Андрей (для друзей – Кромсайт Великий). – Я, что, с ними дрался?
– Ты дрался совершенно героически! – заверила я.
– Да? – он слабо улыбнулся. – Надо же – ничего не помню…
– Пойдем, пойдем, – заторопила я. – Давай, мы поможем тебе встать.
Когда мы сдали окровавленного и избитого Андрея с рук на руки его перепуганной родне (мама, папа, и две младшие сестренки), то наконец почувствовали облегчение.
Он, правда, вдруг начал порываться проводить все-таки нас до самых наших дверей – но объединенными усилиями его от этого удержали и уложили в постель. Мотивируя тем, что тут уже осталось идти всего ничего, да и не через запущенный парк, а по освещенным людным улицам.
– У тебя на платье кровь, – сообщил Олег, когда мы выходили из ярко освещенного подъезда андрюшкиного дома.
– Где? – всполошилась я.
– Да вот, на рукаве. Пятнышко. Наверно испачкалась, когда мы его поднять пытались.
Я внимательно оглядела рукав и опечалилась. Платья было жалко, ведь кровь так трудно отстирывается.
– Не жалей, – сказал Олежка, будто прочитав мои мысли. – Хочешь, я другое куплю?
Его наивность восхитила меня.
– А ты знаешь, сколько оно стоит? Купит он… Распокупался.
– Завтра.
– Что – «завтра»?
– Куплю завтра. Сегодня магазины уже закрыты.
– Ну почему же? – скривила я губы язвительно. – Бутики какие-нибудь сверхдорогие наверно открыты круглосуточно!
– Если хочешь – пойдем сейчас, – пожал плечами малыш. – Это даже лучше. Сразу поменяешь платье, чтоб бабушка случайно не заметила крови, когда мы придем. И не пугалась зря. Но тебе придется показать – я не знаю, где они, эти бутики.
– Тебе сначала надо научиться считать, – устало констатировала я. – А потом научиться деньги зарабатывать. И только после всего этого обещать ценные подарки. Ты в каком классе?
– Я на домашнем обучении. А деньги у меня есть. Вот.
Он полез во внутренний карман своей камуфляжной рубашки, что-то там расстегнул, вытащил и показал мне несколько тысячерублевых бумажек.
В полном обалдении я взяла с его ладони одну, поглядела сначала так, потом на свет – водяные знаки были.
– Откуда они у тебя? – спросила я охрипшим от изумления голосом.
– Это мои деньги. Карманные. На всякий случай. Если понадобится срочно – как сейчас. У меня с собой и доллары есть. Но более мелкие бумажки – сотенные.
Я молчала, потрясенно глядя на него. Вот так номер! Хороша была бы пожива парковым грабителям, доберись они до этих олежкиных долларов.
– Ха-ха, – сообщил он без тени улыбки. – Я пошутил.
– Насчет чего? Насчет долларов? Их все-таки нет?
– Доллары есть. Но я разбираюсь в их стоимости. И понимаю, что даже сотенная долларовая бумажка дороже тысячной рублевой.
– Извини, но я шутку твою как-то пропустила мимо ушей. Ты лучше скажи – ты, что, всем об этом рассказываешь? Что у тебя куча денег с собой?
– Нет, только тебе.
– Ну, хоть это слава богу… А мне-то за что такая честь?
– Тебе можно рассказывать.
– Это почему? Что во мне такого-этакого, располагающего к откровенности?
– Много чего. В каждом человеке много чего. Но в тебе – особенно много. Ты даже сама еще не знаешь сколько.